ЭКОГИД

Константин ВОРОБЬЕВ

У КОГО ПОСЕЛЯЮТСЯ АИСТЫ

...Тут ничего нельзя было поделать. И потому что бабке шел семидесятый и она

доводилась матерью его помершему отцу, и потому что жили бедно — в колхозе

работала одна мать. Перед тем как кормить кур, бабка выходила во двор и шугала и

шугала, и все воробьи и голуби разлетались куда ни попало. Где ж им было завестись в

ихнем дворе! Тут ничего нельзя было поделать. А у всех по лету хоть что-нибудь, да

велось. У Кузярихи — скворцы на осине, у Макеевых — воронки под окном...

И, отправляясь в школу, Костик Мухин уже с конца зимы каждый раз давал

кругаля: за их огородной соткой, недалеко от электрической мачты, стоял дуб. Бабка

говорила, что он их, мухинский, хотя и числится давно в колхозе. Ну и хорошо, что

числится. Грачам-то еще лучше. Кто б их там шугал? А из того хвороста и куриных

перьев, что складывал Костик под дубом, можно было свить не два и не три гнезда, а

целую облепиху!

Но грачи облетали дуб стороной.

В такое время — конец марта — у бабки совсем пропадал сон. С полночи она уже

принималась шастать по хате и бубнить не то молитву, не то какой заговор над

Чибачихой. Это их черная наседка. Во всей деревне ни одна курица не выводила в такую

рань цыплят, как она. Зимой почти. И всегда ночью или на заре. Сперва внутри яиц что-

то тюкается. Чуть слышно. Это проклюнуваются цыплята. Сами. А Чибачиха тогда

надувается и так кряхтит, что аж самому становится трудно. Она, наверно, думает, что

рожает цыплят. Несмышленная. Птица ведь.

Цыплята — все одно, что вербные кытички, или почки по-правильному. С ними и

минуты не вытерпишь, чтоб не взять на руки и не погладить. А им много надо, что ли?

Зажмуриваются после этого и лежат... Потом они отживали, конечно. В решете на окне,

где солнышко. Бабка дня два только и делала, что кормила их там крутым желтком. А от

этого и любой выздоровеет...

Снег всегда таял потихоньку, а в тот раз туман и буря согнали его за одну ночь.

Тогда-то и сломался дуб. Кто ж теперь приживется на нем!

Но недели через две — уже по теплыни — над дубом большими кругами заходили

аисты. Два. Костик увидал их из окна хаты, и, когда выбежал на крыльцо, аисты совсем

спустились к дубу. На метр прямо. А не сели. Сделали еще три круга и полетели за

электролинию к болоту. Не понравился, значит, дуб. Обломух потому что. Зря только

торчит... Мог и весь теперь свалиться...

И все ж на второй день аисты появились над дубом опять. Тот, у которого крылья

были с широкими, черными полосами, сел первым. Ничего не побоялся. Самец потому

что. А аистиха не села, хотя он минут пять трещал клювом и приседал. Звал. Она

покружилась-покружилась и улетела к болоту. А он с полчаса на одной ноге стоял.

Думал, может, как быть дальше. А потом тоже улетел. Все-таки аистиха жена ему, хоть

она и птица из породы голенастых. Да и дуб обломух...