Слово о поэте

Кизименко Н.

В «большом родном кругу...»

...Война деспотична. Ей мало человеческих жизней. Она не отпускает души людей, и те, кто ее видел, уже никогда ее не забудут, и те. Кто пишет, литераторы-фронтовики. Делают ее вечными данниками. Кажется, нет среди них ни одного поэта или прозаика, не посчитавшего своей обязанностью поведать о пережитом. Тогда художественное слово обретает моральный посыл и подвижнический смысл, становится, как у Н. Корнеева. Голосом связного между прошлым и настоящим, между живыми и павшими: «Не скажешь им, что мне невмоготу Быть их связным. И стих недавний свой Я им читаю, правя на лету».

Правда, стихи Н. Корнеева не только и, пожалуй, не столько о войне, но все они ведут свою родословную от жестоких испытаний, потерь и обретений лихой годины. Н. Корнеев чуть старше тех, кого позднее в литературе стали именовать «Поколением лейтенантов». Но родился в 1915 году на Курщине, были годы учебы(в Харьковском химико-технологическом институте) и литературной работы - «тридцатые скоростные», трудные, по-своему героические, годы мирной жизни, молодости, возмужания. Его ровесники успели на финскую и затем прошли Отечественную войну, имея уже за плечами эти годы самостоятельной взрослой жизни. Наверное, поэтому война не захватила Н. Корнеева целиком, как многих безусых лейтенантов, попавших на фронт прямо со школьной скамьи, не захватила — оставила место для иных творческих интересов. Но все-таки наложила свой отпечаток. Очень резкий и характерный. Военные стихи Н. Корнеева сторонятся субъективных красок. Не различают человеческих лиц. Их индивидуальных черт и особенностей; лирическое «я», едва заявив о себе, тут же растворяется в «большом родном кругу» однополчан, уступает свои права коллективному «мы» нераздельного воинского братства. Даже позднейшие автобиографические подробности слагаются в некий «типичный» образ ветерана: болезни, утраты друзей и близких, седины, надвигающееся небытие — и сверхсрочная служба памяти. Печальная и удивленная оглядка на боевое прошлое. «Я порой поверить не могу. Но тот парень все-таки был мною». Тот парень - один из многих, прошедший общий для всех страдный путь. Вместе со всеми он лежит под артобстрелом на заснеженной стерне, штурмует высотки, отогревает хлеб на груди, залечивает раны в госпиталях...

Это чувство кровной общности знакомо всем поэтам-фронтовикам: они не отделяли себя от других, живых и мертвых, говорили за них и от их имени. Их поэзия знает возвышенные образы-гиперболы («Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат... простой» - С. Орлов) и заземленные образы-детали («Бой был коротким. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую» - С. Гудзенко), но в любом случае она была органически чужда всякой напыщенности, фальшивой монументальности. Как это им удалось — осуществлять без ложного пафоса поэтическое представительство целого поколения - загадка, психологическая и творческая. Умели они, не рисуясь и не становясь в позу, делать главное дело своей жизни — ратное, литературное; еще одно их счастливое свойство...

Пот и стихи Н. Корнеева о войне подчеркнуто сдержанны, суховаты, «прозаичны», словно автор сознательно ограничивает себя, не может думать о стихотворной технике и метафоре. Когда перед его взором встают картины военных лет и болит изношенное и опечаленное сердце.
И эта высотка — под нами.
Не будем развертывать знамя.
Не надо. Мы с картой не спорим:
130 — над уровнем моря.
Нам нечем пока что гордиться.
Мы знаем, что только 130.

Эти строки — поэтическая декларация Н. Корнеева. Ее действительный смысл очевиден: гордиться как раз есть чем, и герои — фронтовое «мы» - гордятся, не преувеличивая, однако, размеры подвига и не афишируя своих чувств. Сдержанность — закон эмоции и стиха. Не игра в напускную скромность или показное самоумаление — спокойное достоинство солдата, узнавшего на страшном своем опыте истинную цену подвига, жизни и смерти. Лирический герой Н. Корнеева этот выживший, победивший солдат — не бряцает заслугами, ничего для себя не требует и не добивается: ни почестей, ни благ, ни привилегий, он довольствуется «малым» - чистой совестью и честью человека, безупречно исполнившего свой долг. Он готов ответить за все — без скидок и снисхождений, но не станет посыпать солью свои раны, потому что при всех заблуждениях в главном не ошибся. Собой не поступится, однажды выстраданного не отдаст. Отсюда — из глубин осознанной, мучительно нажитой (зато прочной!) духовности — идет философская струя поэзии Н. Корнеева: его желание поспорить — от лица воевавших — с самим Фаустом, противопоставив греховным соблазнам и представлениям прошлого века нравственную непреложность собственного опыта трагического, грубо достоверного и тяжкого опыта войны («Но разве Фаусту досталось Нести в дороге то, что нам?»); его не по-фаустовски сговорчивый, опять-таки войною подсказанный выбор - «видя лютиков цветенье Под небом синей чистоты... сказать: Мгновенье, Остановись, прекрасно ты!..»

Интимная и пейзажная лирика Н. Корнеева (на мой взгляд, вершина его творчества) дорожит этими мгновениями, когда вдруг открывается неброская красота родной природы, освобождаются от накипи потрясенные человеческие чувства. Здесь Н. Корнеев оставляет свою солдатскую суровость, смягчается, добреет; сам «угловатый» - изъясняется в своей любви к овалу, открыто полемизируя с крайними воззрениями своего поколения (знаменитая реплика Н. Когана: «Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!»). Он не стыдится преклонить колени перед женщиной, вспомнить детские впечатления — несмелый свет лампадки, так странно похожий на улыбку измученной матери. Душа его отзывчива и чутка, печаль — светла: «и сокрушенья в сердце нет»... Во всех стихах — ощущение личности поэта, его редкостной жизненной и творческой судьбы. И мы благодарны ветеранам войны и литературы за все свершенное ими. И за Победу, и за стихи.

орнеев Н. Голос связного. Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1985. С. 3 - 6)

Муниципальное бюджетное учреждение культуры "Централизованная система библиотек города Курска
© www.mkukcbs.ru